Погрустил, погрустил и пошел к Шурику, инженеру электрику, у которого был небольшой заводик по производству электродвигателей для швейных машин.
Мы поговорили о том, о сем. Потом Шурик меня спросил о причине моего визита.
– Шурик, можешь ли ты мне дать взаймы пятьдесят тысяч франков?
– А для чего они тебе?

После моего ухода из ателье у меня началось «смутное время», которое продлилось несколько лет. Были взлеты, были затишья и были падения. Но не было поражений, не было отчаяния – я каждый раз вставал на ноги!
Жизнь в Париже ничем особенным не отличалась, если не принимать во внимание, что это были первые послевоенные годы напряженного восстановления экономики. Присутствие американской армии смягчало дефицит продовольственных товаров, снабжая ими подпольную экономику. Правительство боролось с этим явлением, но не очень жестко.

* * *

Раиса (продолжение)

После капитуляции Германии я обратился в Международный Красный Крест с просьбой разыскать моих родителей. Через несколько месяцев я получил ответ, что мои родители живы и проживают на старой квартире. По указанному адресу я послал своему отцу вызов на телефонный разговор. В назначенный день и час я сидел в зале и ждал вызова из Болгарии. Наконец меня вызвали и указали номер телефонной кабинки. Я взял трубку, и до меня донеслось едва слышное, далекое:
– Толя, это ты?
– Папа?
Большего, из-за кома в горле, я не смог произнести!..
Я вышел из телефонной кабинки, и слезы текли, текли…
Это была моя первая послевоенная связь с родным домом.

Из Интерната я перебрался к Мусиным. Как обычно, Варвара Павловна встретила меня приветливо и предложила чашку кофе. Вскоре пришел с работы Павлуша. За ужином рассуждали о моем положении и о том, как действовать в дальнейшем, с чего начать, в каком направлении…
Такое деятельное участие в моей судьбе можно было истолковать двояко: или Мусины остерегались, что я «пущу корни» в их квартире, или же они чистосердечно старались помочь человеку, лишенному возможности зацепиться за жизнь.
В дальнейшем я старался учесть оба эти варианта.
На помощь пришла Раиса. Она сказала, что в Париже, в русской среде, процветает изготовление галстуков и шарфиков для престижных домов моды. Раиса пообещала переговорить с сестрой и еще с кем-то и дать ответ. «Во всяком случае, – добавила Раиса, – в этих ателье не обязательно говорить по-французски».
Итак, Раиса привела меня в небольшое ателье и представила своей сестре Мони и Степану Ивановичу.
– Это Анатолий, о котором я вам говорила, – сказала Раиса.
Мы познакомились.

Меня провели в кабинет директора. Принял священник среднего роста и крепкого телосложения. Лицо его было обрамлено пышной рыжей бородой. Как мне сказали немного позже, отец Павел был бельгийцем.
– Здравствуйте, Анатолий Федорович, – сказал отец Павел. –Спасибо, что вы нашли время для нашей беседы.
И тут же начал задавать вопросы.
– Вы любите церковное пение? Вы любите ходить в церковь?
– Церковное пение я люблю, а в церковь ходить не люблю.
– Спасибо за ваш прямой и откровенный ответ. Теперь перейдем к основному вопросу, а именно, согласитесь ли вы преподавать русский язык в младших классах нашей школы? Я вам предлагаю следующие условия: у вас будет отдельная комната, и вы будете завтракать, обедать и ужинать с преподавателями и священниками, живущими в этом доме. Приходящих преподавателей этот распорядок не касается. Кроме преподавания, вы будете дежурить на вечерних занятиях. Во время обеда и ужина учеников, чтобы соблюдать тишину в столовой, вы будете читать русских классиков, которых мы будем выбирать сообща. Естественно, что вы будете получать ежемесячное денежное вознаграждение в размере ста франков. Подумайте над моим предложением и, если вас не затруднит, дайте мне ответ на следующей неделе.
– Отец Павел, я согласился бы с вашими условиями, даже если бы я не находился в таком положении, в котором я нахожусь в настоящее время!

«Если ты любишь математику, – говорил мне преподаватель этого предмета, – значит, что ты ее понял. И в этом случае тебе не надо зазубривать формулы – они сами придут, когда понадобится».
Я прочитал статью "Экономика глазами экономиста" – Чингиза Шамшиева – и должен признаться, что не понял, о какой экономической политике идет речь!
В статье говорится о сплошном коррумпировании государства, от самого верха до самого низа. Также говорится о коррумпированных конкурентоспособных и недееспособных предприятиях и о том, как установить равновесие между ними путем налоговых комбинаций, т.е. получается, искусственным путем!
Разумно ли пытаться вносить моральный аспект в аморальную экономику?

Двадцатое августа, тысяча девятьсот сорок четвертый год.
Это мой первый день самостоятельного существования без крыши, без стола, без друзей и без языка! В неизвестной мне стране, в новой обстановке, без плана действий, без перспектив на будущее!
Полное одиночество!

Я поставил велосипед около металлической решетки и повесил замок. Снял вещи «первой необходимости», поднялся на пятый этаж и нажал на кнопку звонка. Дверь открыла дама и посмотрела вопросительно на меня.
– Добрый день! Прошу извинить за внезапное появление, я Анатолий и хотел бы видеть Павла Алексеевича.
– Заходите. Павла Алексеевича нет дома, но он скоро придет. Мы, кажется, знакомы. Вы заходили к нашим друзьям с письмом от Павла Алексеевича. Садитесь вот сюда, к столу. Что я могу вам предложить: кофе? чай?
– Чай, пожалуйста.
Я положил вещи «первой необходимости» около стенки и сел на указанный мне стул.

Я прибыл на знакомый мне Восточный вокзал и моментально направился в знакомое мне казино.
Никаких фантастических видений не было.
Меня внесли в списки прибывающих и, как это ни странно, никаких вопросов не задавали и ни о чем не расспрашивали: ни откуда я прибыл, ни куда направляюсь.
Каждое утро нас выстраивали перед парадным входом в казино. Потом нас обходило какое-то начальство, ничего не говорило и исчезало до следующего утра. Я заметил, что все, кроме меня, носили коричневую форму. Я попросил, чтобы и мне выдали такое обмундирование, но мне ничего не ответили: ни да, ни нет.
В очередное утро нас выстроили, как обычно. Начальство прошло вдоль строя, потом вернулось, посмотрело на меня и спросило: "Почему он не в форме?"
Начальству начали что-то объяснять, но, видимо, оно не поняло и переспросило. Тут я вмешался в разговор (что по уставу не полагалось делать) и сказал, что я уже просил, чтобы мне выдали соответствующее обмундирование, но моя просьба не была учтена.
- Пускай пойдет в швейную, - приказало начальство.
С этого дня я расстался с моим обмундированием "танкиста" и стал "коричневым"! Как все!