Мало!



* * *
Под лупой неба ты небось
Насквозь проеден чернотою –
И что с того, что давишь злость
Молитвой, как жука пятою?

И преодолеваешь гнев,
Какой сознанье рвёт на части.
Ведь был в душе златой посев –
Какой ты подчинился власти?

Коль света колос не взойдёт
В душе – то всё считай пропало.
Под лупой неба страшно. Вот.
Поскольку сделал очень мало.

Спешим домой



* * *
Снег звездчат, кораллов, кристалличен.
Он охотней покрывает ветви лип, чем
Тополей, ещё охотнее кусты.
А в соседнем доме псинок прививают.
Люди поспешают,
Поспеши и ты.

Мопса тётка тащит в одеяле,
Мордочка вдруг вынырнет – а вы не ждали?
Пуделька я своего веду.
А навстречу – пегая овчарка.
Впечатлений много ведь хранит сетчатка
На беду.

Укололи пуделька. Так надо.
Вот мы под кудели снегопада
Следуем домой.
И теперь в окно смотрю, и снега
Больше всё, всё ярче миги света
От его игры живой.

Горловина ручья



Горловою силой хрусталя
Плотная переливает влага.
Под ручьём сколь холодна земля?
А ручью нужна иль нет отвага?

Горловина не исторгнет крик
Боли иль победы. Всё прозрачно –
Воздух и большие мысли книг,
И ручей, увиденный удачно.

Стены



Стены Вавилона, чья конкретика
Развалилась на дощечки глиняные.
Клинописи велика поэтика –
Действует она ведь на сознанье именно.

Стены есть мистического свойства,
Что незримо охраняют нас
От патетики и ложного геройства,
Пафосный к чему вести рассказ?

Истинное тихо, это ясно.
Вижу – закопчённая стена,
Стыки кирпичей даны прекрасно,
Даже и не стыки – письмена.

Доверие знамениям




* * *
Если суть жизни в творчестве видеть,
Если правильный сделать выбор,
А серость жизни возненавидеть –
Цвета у нас отбирает ибо –
Можно тогда доверять знаменьям,
И открывать незримые страны,
Какие будущим поколеньям
Светом своим уврачуют раны.

Не забывай



* * *
Чем больше человечество,
Тем меньше человек.
Величие отечества
Уж не вернуть вовек.

Однако, очень хочется.
Желанье – свет пустой.
Не забывай хоть отчества,
И род высокий свой.



Ты человек – и звание
Вот это сохрани –
Как мудрость обещания,
Что в свет уходят дни.

Витебские мотивы



1
Ветхий синеватый Витебск.
В облаках, весьма слоистых
То ли пара, то ли витязь.
Дней хотелось бы лучистых.

Кривоватые заборы,
Домики, поди, уютны.
Коли слышишь разговоры,
Значит дни не столь абсурдны.

А художник хищным взором
Замечает все детали.
И проходит коридором,
Мы которого не знали.

2
Серый забор,
Двор.
Лопухи и крапива растут
Тут.
А над городом кто летит?
По холсту тенью скользит?
Любящие слились,
И в объятье открылась высь.

3
Ух!
Захватывает дух –
Витебск что ли в пух
Всё иллюзии порвёт?
Вот
Улочки изгиб.
Крыши будто спины рыб.
Синий-синий цвет –
Ибо лучше неба мира нет.

4
Во сне бывает я летаю,
И вижу Витебск золотой.
И тем прорехи я латаю
В душе усталой и больной.

* * *
Поэзия как тайна ткани с тёмной
Каймой – небытия ли? Пустоты?
А нужен свет, лучистый и огромный,
Чтоб мира стали ясными черты.

Муж провожать гостей пошёл. Посуду
Жена помыла – молода жена.
Ещё ей жизнь легка, подобна чуду.
А в комнате соседней тишина.

Там бабушка, и воздух полон звоном
Мерцающей, сквозящей тишины.
И стало страшно женщине, и тоном
Предчувствий нервы вдруг опалены.

Поэзия – огни, по проводам ли
Сознаний к нам текут? Они текут…
А бабушка скончалась. Обесславлен
Тем самым этот стих едва ли тут.

Рисунки из убежища

С неба льется белый свет...



* * *
Красно-кирпичные коробки,
Грузовики, витает пыль.
А в колбах душ надёжны пробки.
Убогость – неприятный стиль.
И матерятся работяги.

А с неба льётся белый свет –
Столь белый, что уж нет отваги
Воспринимать земной наш бред.

По мотивам Поленова




Рельеф двора неровен – очень мил
Всей зеленью, чуть золотистой летом.
Особый тот московский нежный мир,
Что входит в душу тишиной и светом.
Шатровой колокольни высота.
И галки пролетают и вороны.
И грай их резкий – что за красота!
С похмелья человек идёт варёный.
Патриархальный быт упрятан внутрь
Домишек тех. Пестреют одеяла.
Различная ценна насколько утварь?
Играет во дворе малыш, нимало
Он не обеспокоен тем, что мать
Едва ль довольна той в пыли вознёю.
А век мне неохота называть –
Они текут проточною водою.

Помню всех...



* * *
Лес – ларь чудес, огромный ларь,
Цвета – осенние каменья.
Дубы и липы. Как, деревья,
Понять вас? Вашу жизнь и лад?

Машины на поляне две,
И дым от шашлыков мерцает.
Привычней быть и есть в Москве,
Хоть Подмосковье – вдохновляет.

Отец, играющий в футбол
С Дубинчуком и Мартемьяновым.
Обводка лёгкая и гол.
А воздух кажется сафьяновым.

Был пруд, и он чернел водой,
Трава у берега сплетённая :
Такой батут – он странный. Мой…
Фантазия ли воспалённая?

В воде мелькнуло существо
С хвостом и чёрно-золотое.
Тритон ли?
Или вещество
Былого ныне не родное?

Отец ведь умер 20 лет
Тому назад… Мёртв дядя Валя –
Да, Мартемьянов.
Было? Нет?
Пропеть осталось – Трали-вали…

Не знаю я, как через нас
Идёт действительность, меняя
Вчерашний – так знаком! – рассказ.

Явь лентой мчит вперёд, мелькая.

Анук Эме





* * *
Зачем проходит это время,
Анук Эме?
И жить нам остаётся, веря
Весне, зиме…

Мелькает лента…Или просто
Мы видим сны?
И их воспринимаем остро,
Как не должны?

Сама действительность реальна,
Скажи, насколь?
И ночь мерцает инфернально –
Такая роль.

Рассвет люблю я бело-синий.
…а двадцать лет
достаточно для слома линий:
был, есть и нет.

И меркнут звуки и улыбки,
Тускнеет мир.
И хоть слышны покуда скрипки,
Отцвёл жасмин.

И опыт под вопросом. То есть
Жил или нет
Едва ль тебе расскажет повесть,
Раз гасит свет.

Огни на бамперах




* * *
У роскошного отеля выставка машин старинных.
Вот они кабриолеты, вписанные в наши дни.
Форм довольно интересных, необычных, очень длинных.
А на бамперах играют золотистые огни.

Лето. Жарко. Люди ходят.
Вот и фотоаппаратов быстро-беглые щелчки.
Форма вытянутой капли заинтересует? Вроде…
Разбиваются о крышу тонко-острые лучи.

Мы играем ли в игрушки, вырастая даже?..Или
Это вовсе не игрушки? Часть истории самой?
Рядом пиво продаётся. С пеной толстенькие кружки.

…а бывает разминёшься, глупый, с собственной судьбой.

Кровью строк




* * *
Сквозь окно, забрызганное кровью
Строк реальность видишь или нет?
Мёртвый стланник не согреть любовью
Даже настоящих дел и лет.

Стланник в землю впившийся руками
Оживить не сможете огнём.
Суммой строк разбить возможно камень,
Но писать не следует о том.


Соком строк, горячей чёрной кровью
Пол забрызган, стол, стена, окно.
И понять насколько мир любовью
Движим совершенно не дано.

Гертген Тото Синт Янас пишет Иоана Предтечу




Художник образом Предтечи
Измаян до последних сил.
Голландский город внемлет речи
Ночной – покой в себя вместил.

Вон крыши, трубы, дымоходы.
Окно художника горит.
И мастерской струятся своды.
В душе же – свод его молитв.

Предтеча видится в пустыне.
Большие стопы, грубый плащ.
Насколько сочетанье линий
Покажет – мир окрестный зрящ?

Вот по лучу идёт Предтеча.
Вот в мастерской они вдвоём.
Художнику такая встреча
Сколь объясняет что по чём?

-А было больно?..- вопрошает.
-Нет, ибо был палач умел, -
Предтеча грустно отвечает.
-Но…вижу я тебя ужель? –

Художник восклицает!..Снова
за кисти, ибо важно лад –
лад слова воссоздать сурово.
Немые звёзды так блестят!

Грибоедов




Цветастые персидские ковры…
Символика! – тут чащи знаков, дебри.
Словесные весомые шедевры
Несут в себе лишь элемент игры.

Как Персия пыльна! и как густы
Призывы муэдзинов, как тягучи…
Лилово-фиолетовые тучи
Дождём прольются, тоже непросты.

Смерть будет тяжела, нелепа смерть,
Её едва ль запьёшь вином граната.
Потьма провала, пустота квадрата,
И вдруг сияет садом синим твердь.

Кинжал остёр, гол сабельный удар.
Комедия трагедией играет.
Кто приумножил драгоценный дар –
Тот никогда не умирает.

Надежде




Непонятно, как жил без тебя.
Верно, солнце светило иначе,
И кривою казалась судьба,
Невозможной по сути удача.

Раскрывается мир – но насколь? –
Через имя, и слово, и чувства,
Через радость, не менее боль.
Мир, который сложнее искусства.

Но искусство быть рядом, любить
И смотреть лишь в одном направленье
Будет ласково превозносить
Это тихое стихотворенье.